Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая - Стивен Кинг

— Пошлют своих парней на помощь?

— О Боже, конечно, НЕТ! В перенесшим суперинфляцию мире технологическое «ноу-хау» будет цениться на вес золота. Потому-то Содружество А богато, а Содружество В бедно. И что же станет делать Содружество В?

— Думаю, что двинется на юг, — улыбаясь, ответил Стью. — Может быть, даже в Восточный Техас.

— Возможно. Возможно и другое: они попытаются уничтожить население Бостона с помощью оружия.

— Верно, — сказал Стью. — Они не могут запустить свои заводы, но в их распоряжении ядерный арсенал в Бинтауне.

Бейтман сказал:

— Если бы это был я, я бы не связывался с ядерным оружием. Я бы просто высадил в Бостоне вооруженный десант и перебил всех по одному. Как думаете, получилось бы?

— Кто его знает!

— Даже если бы не получилось, получилось бы в другой раз. Вокруг скопилось много оружия. Оно буквально валяется под ногами. И потом, если бы даже оба содружества были равны в интеллектуальном отношении, нашлись бы другие причины — религиозного, территориального или идеологического характера. Боюсь, что в любом случае столкновение неизбежно.

Воцарилась долгая тишина. Вдалеке, где-то в лесу возбужденно лаял Коджак. Жаркое полученное солнце начинало клониться на запад.

— Знаете, — сказал наконец Бейтман, — я, в сущности, искрений человек. Наверное, я чрезмерно болтлив, и плохой художник, как вы не могли не заметить, и весьма эксцентричен по натуре, но я неплохой и искренний человек.

Старик все говорил, но Стью больше не слышал его. Он вновь и вновь переживал нарисованную Бейтманом картинку взаимоотношений между уцелевшими от страшной болезни. И почему-то ему представлялся красноглазый человек, стоящий спиной к заходящему солнцу и беспокойно вглядывающийся в восток. Он проснулся незадолго до полуночи от собственного крика. В соседней комнате, равномерно всхрапывая, преспокойно спал Глей Бейтман. На пороге, положив голову на лапы, дремал Кодлжак. Лунный свет, проникая в окно, до неестественного ярко освещал комнату.

Оперевшись на локоть, Стью другой рукой прикрыл глаза, не желая вспоминать разбудивший его сон.

Он снова был в Стовингтоне. Элдер был мертв. Все были мертвы. По больничному корпусу гуляло эхо. Он один был жив, и ему никак не удавалось найти выход. Сперва он старался не впадать в панику. ИДИ СПОКОЙНО, НЕ БЕГИ, говорил он себе, повторяя эти слова снова и снова, но не мог сдержаться. Его шаги все убыстрялись, и он почти бежал, беспокойно оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что за ним нет ничего, кроме эха.

Он пробегал мимо дверей кабинетов с табличками, указывающими, кому принадлежат эти кабинеты. Мимо перевязочной. Мимо ординаторской. Мимо трупа медсестры в расстегнутом белом халате.

Быстрее, быстрее… Его ноги скользили по блестящему линолеуму. Таблички. РАДИОЛОГИЯ, и КОРИДОР, и ЛАБОРАТОРИЯ, и НЕ ВХОДИТЬ БЕЗ ВЫЗОВА. Вот он уже в другой части корпуса — здесь ему еще не приходилось бывать. Вдоль стен коридора — вереница трупов. Кровь. Эти люди умерли не от болезни. Их убили. Стью видел травмированные тела и следы ран. Из тел некоторых торчали хирургические инструменты. В мертвых глазах застыла боль.

Он оказался у двери лифта. В дальнем конце коридора виднелись какие-то двери. Мелькали красноватые вспышки. Светились надписи: КРЕМАТОРИЙ, ЛАЗЕРНОЕ ХРАНИЛИЩЕ, БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ. И вдруг среди этих надписей мелькнула долгожданная — ВЫХОД.

Стью завернул за угол и увидел открытую дверь. На дворе стояла темная безлунная ночь. Стью шагнул за порог, переступив через загораживающий выход труп мужчины в джинсах и форменной куртке. Внезапно перед ним возник какой-то человек, темнокожий, с ярко-красными глазами. В них чувствовалось полное бездушие, сдобренное чувством юмора. Будто перед Стью был не человек, а призрак.

Темнокожий человек вытянул вперед руки, и Стью увидел, что они по локоть обагрены кровью.

— Небеса и земля, — раздался свистящий шепот темнокожего. — Вот то, что осталось от неба и земли.

И тут Стью проснулся.

В коридоре постанывал, взлаивал и дергал ногами во сне Коджак. Стью подумал, что даже собака спит. Что ж, ей тоже, вероятно, снятся какие-то кошмары. Не стоит обращать внимания на дурные сны.

И все же он еще очень долго не мог уснуть снова.

35

Первая вспышка эпидемии пошла на убыль, но на смену ему явилась вторая, продолжавшаяся около двух недель. Эта вспышка нанесла наибольший урон сверхразвитым странам, — таким, как Штаты. В остальных регионах типа Перу или Сенегал ее последствия были менее значительными. Эта новая волна забрала жизни 16 % уцелевших в соединенных Штатах, в Перу же — не более 3 %. Она не получила никакого определенного названия, потому что не имела постоянных симптомов. Социологи вроде Глена Бейтмана могли бы назвать ее «естественной смертью». С позиций дарвинизма, это было последней каплей — наиболее неприятной из всех возможных.

Сэму Тауберу было пять с половиной лет. 24 июня его мать скончалась в больнице Марфрисборо, штат Джорджия. 25 июня умерли его отец и двухлетняя сестренка Эприл. 27 июня за ними последовал старший брат Майк, оставляя Сэма одного-одинешенька.

Со смертью матери Сэм пребывал в шоке. Он бесцельно бродил по улицам Морфрисборо, сто-то ел, когда бывал голоден, иногда плакал. Через некоторое время он перестал плакать, потому что много плакать плохо. Это не помогает вернуть умерших людей. Ночью ему мерещились кошмары, в которых папа, и Эприл, и Майк умирали снова и снова; он видел их искаженные мукой лица и слушал ужасные сдавленные звуки, вырывающиеся из груди.

2 июля, в десять утра, Сэм предавался мечтам на лесной лужайке, усыпанной земляникой, неподалеку от дома Хетти Рейнольдс. Он блуждал между кустиками и задумчиво отправлял в ром пригоршню за пригоршней душистые ягоды. Вокруг жужжали озабоченные пчелы. Внезапно ноги мальчика провалились куда-то в пустоту, и он, пролетев вниз двадцать футов, оказался в поросшей травой волчьей норе. Он умер спустя двадцать часов, как от страха, так и от голода и жажды.

Ирма Файетти жила в Лоди, штат Калифорния. Она была старой девой шестидесяти четырех лет, панически боявшаяся изнасилования. Вся ее жизнь, начиная с 23 июня, стала одним сплошным кошмаром, когда в городе перестали функционировать органы юстиции и полиции. У Ирмы был небольшой домик на окраине; до 1985 года она жила там с матерью, скончавшейся от инфаркта. Когда в городе начались грабежи, и на улицах все чаще звучали выстрелы, а под окнами каждый вечер раздавались вопли подвыпивших мужчин, Ирма заперла все двери на замки и спустилась с погреб. С тех пор она лишь изредка подымалась наверх, стараясь не шуметь, и пополняла истощившиеся запасы едой. Ирма не любила людей. Если бы на земле все, кроме нее, умерли, ее счастье было бы безграничным. Но пока что ей не везло. Только вчера, когда она всерьез начала надеяться, что в Лоди, кроме нее, никого не осталось, она увидела в окно пьяного хиппи, бредущего по улице с бутылкой в руке. Его длинные нечесанные волосы прикрывали плечи. Из оттопыривающегося кармана потрепанных джинсов торчал пистолет. Ирма в страхе спряталась за штору, надеясь, что он ее не заметит, на цыпочках бросилась на чердак и там забаррикадировалась.